Леонид Петрашис
«ОНК — это „свет“ и „звонок“»
Ростовская область
Опыт общественного контроля
Председатель ОНК Ростовской области трёх созывов (2010 — 2019).
Эксперт Президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека (2011 — 2019).
Член экспертного совета и руководитель рабочей группы по ОНК при УПЧ РФ.
Эксперт Президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека (2011 — 2019).
Член экспертного совета и руководитель рабочей группы по ОНК при УПЧ РФ.
Суперспособность
Системный подход
— Расскажите, как вы стали членом ОНК? Чем занимались до этого?
— В ОНК я попал совершенно случайно. В 2001 году я был избран депутатом городской Думы Волгодонска, при этом, не боялся обличать городскую администрацию за коррупцию и связь с криминальным миром, и видимо, слишком активно это делал, что откровенно мешал кому-то из власть имущих и криминала спокойно жить. От меня попросту решили избавиться.
— В ОНК я попал совершенно случайно. В 2001 году я был избран депутатом городской Думы Волгодонска, при этом, не боялся обличать городскую администрацию за коррупцию и связь с криминальным миром, и видимо, слишком активно это делал, что откровенно мешал кому-то из власть имущих и криминала спокойно жить. От меня попросту решили избавиться.
И когда угрозы от бандитов и попытки найти что-то незаконное с помощью руководства правоохранительных органов не увенчались успехом, было сфабриковано абсурдное дело, в котором меня обвинили в том, что я, якобы, угрожал коллеге депутату, тесно связанной с криминалом, в коридоре городской Думы. На самом деле ничего подобного, конечно, не было, но доказать это в суде после команды из генпрокуратуры было невозможно. Больше года шло следствие, и в результате меня осудили к 2,5 годам лишения свободы.
Когда я отбывал наказание, моя история дошла до председателя Московской Хельсинкской группы Людмилы Михайловны Алексеевой. Она не смогла пройти мимо и уже вместе с Уполномоченным по правам человека Владимиром Петровичем Лукиным помогали мне освободиться из мест лишения свободы. Ровно год и 1 день я провел в местах заключения и честно могу признаться, увидел почти все «лучшее», что там может быть.
В 2004 году, сразу после освобождения, я снова избрался в городскую Думу и возглавил Комиссию по противодействию коррупции, а затем открыл общественную приемную при Уполномоченном по правам человека РФ. Когда я лично начал общаться с Людмилой Михайловной, и Владимиром Лукиным, то увидел насколько бескорыстны эти люди: всё, что они делают, продиктовано их принципами и гражданской позицией.
Поэтому, когда был принят закон об общественном контроле в МПС, я недолго думая, по рекомендации Владимира Петровича и Людмилы Михайловны, решил в 2011 году попробовать себя в ОНК. Таким образом, путевку в общественный контроль мне дали именно они. Вскоре я был избран председателем Комиссии и занимал этот пост до 2019 года (три созыва).
В 2004 году, сразу после освобождения, я снова избрался в городскую Думу и возглавил Комиссию по противодействию коррупции, а затем открыл общественную приемную при Уполномоченном по правам человека РФ. Когда я лично начал общаться с Людмилой Михайловной, и Владимиром Лукиным, то увидел насколько бескорыстны эти люди: всё, что они делают, продиктовано их принципами и гражданской позицией.
Поэтому, когда был принят закон об общественном контроле в МПС, я недолго думая, по рекомендации Владимира Петровича и Людмилы Михайловны, решил в 2011 году попробовать себя в ОНК. Таким образом, путевку в общественный контроль мне дали именно они. Вскоре я был избран председателем Комиссии и занимал этот пост до 2019 года (три созыва).
— Что больше всего вас поразило во время отбывания наказания? Ведь, наверняка, главной причиной стать членом ОНК стало желание что-то изменить?
— Министр юстиции Александр Коновалов любил вспоминать английское выражение, что «тюрьма — это очень дорогой способ сделать плохого человека еще хуже». Я будто оказался в каком-то перевернутом мире, несправедливом, закрытом, озлобленном… Большинству заключенных тюрьма не идет на пользу — это факт, поэтому совершенно естественным образом возникло желание что-то поменять.
В принципе, у нас это получалось. Как сказал один мой друг: «ОНК — это свет и звонок». Члены ОНК должны «увидеть» и «осветить» закрытые учреждения, ведь под светом фонаря обычно не совершают преступлений. Все гнусные человеческие поступки любят тишину, закрытость и темноту.
Почему в Израильской армии никогда не было дедовщины? Потому что на выходные солдаты с оружием уезжают домой и у них с собой всегда есть мобильные телефоны. Посмотрите фильм «Эксперимент» — любое закрытое учреждение уже является возможностью для нарушения закона и прав человека. Все наши нечеловеческие качества могут проявляться там, где нас никто не видит.
— Министр юстиции Александр Коновалов любил вспоминать английское выражение, что «тюрьма — это очень дорогой способ сделать плохого человека еще хуже». Я будто оказался в каком-то перевернутом мире, несправедливом, закрытом, озлобленном… Большинству заключенных тюрьма не идет на пользу — это факт, поэтому совершенно естественным образом возникло желание что-то поменять.
В принципе, у нас это получалось. Как сказал один мой друг: «ОНК — это свет и звонок». Члены ОНК должны «увидеть» и «осветить» закрытые учреждения, ведь под светом фонаря обычно не совершают преступлений. Все гнусные человеческие поступки любят тишину, закрытость и темноту.
Почему в Израильской армии никогда не было дедовщины? Потому что на выходные солдаты с оружием уезжают домой и у них с собой всегда есть мобильные телефоны. Посмотрите фильм «Эксперимент» — любое закрытое учреждение уже является возможностью для нарушения закона и прав человека. Все наши нечеловеческие качества могут проявляться там, где нас никто не видит.
— Раз уж мы затронули Израиль, скажите, у вас был опыт посещения колоний в других странах и возможность сравнить, как там у них?
— Да, я был в разных местах лишения свободы: в Англии, Польше, Германии, Сербии, Швеции, Норвегии и Америке. Это были поездки по обмену опытом в рамках различных проектов, в том числе и совместного проекта УПЧ РФ и Советом Европы, в котором я был координатором ОНК по ЮФО.
Например, норвежские тюрьмы считаются одними из самых комфортных в мире, и при этом в Норвегии крайне низок уровень преступного рецидива. Цель работы норвежской пенитенциарной системы — исправление людей нарушивших закон, снижение преступности и повышение уровня безопасности граждан.
Во время поездки по стране нас сопровождал начальник департамента пенитенциарной службы Норвегии. Он имел большой опыт работы и бывал в тюрьмах Молдовы, которые схожи с российскими. После экскурсии по тюрьме кто-то из нашей группы в сердцах сказал, что у нас обычные люди живут хуже, чем осужденные в Норвегии. На что начальник департамента ответил: «Тюрьма — это отражение общества!»
Например, норвежские тюрьмы считаются одними из самых комфортных в мире, и при этом в Норвегии крайне низок уровень преступного рецидива. Цель работы норвежской пенитенциарной системы — исправление людей нарушивших закон, снижение преступности и повышение уровня безопасности граждан.
Во время поездки по стране нас сопровождал начальник департамента пенитенциарной службы Норвегии. Он имел большой опыт работы и бывал в тюрьмах Молдовы, которые схожи с российскими. После экскурсии по тюрьме кто-то из нашей группы в сердцах сказал, что у нас обычные люди живут хуже, чем осужденные в Норвегии. На что начальник департамента ответил: «Тюрьма — это отражение общества!»
В Норвегии есть «закрытые» тюрьмы и «открытые». Последние огорожены забором, но камеры днём не закрываются, заключенные могут пользоваться телефоном. В Норвежских тюрьмах есть спортивные площадки, осужденные обязаны работать или учиться. Основная идея норвежской пенитенциарной системы: помимо изоляции человек не должен испытывать дополнительных страданий.
Что касается России, главным реформатором в тюремном деле был начальник ГУИН Калинин Юрий Иванович. Он был уверен, что в тюрьме должно остаться не более 10−15% от имеющегося числа осужденных, потому что именно эти люди являются криминалитетом. Остальные же — просто «наполнитель», который сильно портится от соприкосновения с ним и получает от тюрьмы все те качества и свойства, которые в конечном итоге не способствуют снижению уровня влияния этой субкультуры на общество. Юрий Иванович считал, что с такой тюрьмой будет удобно работать и жить, и она будет максимально приближена к тому, что сейчас есть в Европе. Учитывая знания и опыт этого человека, мне кажется, он знает, о чем говорит.
Раньше мы равнялись на Совет Европы, а за основу закона об общественном контроле Валерий Васильевич Борщов — один из основателей общественного контроля в России — взял опыт Великобритании, там есть так называемый «Совет визитёров». Что-то подобное существует в разных странах, но наши ОНК по своим полномочиям стали намного круче, а такого закона об общественном контроле вообще нет нигде в мире.
ОНК был аналогом НПМ (национальные превентивные механизмы) — это независимые органы для посещения мест заключения в целях предупреждения пыток и других жестоких видов обращения и наказания. Сейчас в стране все вроде бы есть: Общественная палата, Совет по правам человека при президенте, УПЧ РФ но… ОНК в регионах зачастую превратилась в имитацию, а нарушения часто просто не замечаются, да и сами члены комиссий гораздо реже стали посещать МПС и писать объективные заключения, по разным причинам…
Раньше мы равнялись на Совет Европы, а за основу закона об общественном контроле Валерий Васильевич Борщов — один из основателей общественного контроля в России — взял опыт Великобритании, там есть так называемый «Совет визитёров». Что-то подобное существует в разных странах, но наши ОНК по своим полномочиям стали намного круче, а такого закона об общественном контроле вообще нет нигде в мире.
ОНК был аналогом НПМ (национальные превентивные механизмы) — это независимые органы для посещения мест заключения в целях предупреждения пыток и других жестоких видов обращения и наказания. Сейчас в стране все вроде бы есть: Общественная палата, Совет по правам человека при президенте, УПЧ РФ но… ОНК в регионах зачастую превратилась в имитацию, а нарушения часто просто не замечаются, да и сами члены комиссий гораздо реже стали посещать МПС и писать объективные заключения, по разным причинам…
— К разговору о реформах, что бы вы изменили, чтобы работа ОНК снова стала эффективной?
— Наверное, уже ничего… Для начала, надо изменить ситуацию в стране. Тогда в 2008 году, когда был принят закон об общественном контроле, на это была государственная воля и заказ сверху. Сейчас в приоритете другие цели и задачи, где права человека не представляют такого интереса.
— Наверное, уже ничего… Для начала, надо изменить ситуацию в стране. Тогда в 2008 году, когда был принят закон об общественном контроле, на это была государственная воля и заказ сверху. Сейчас в приоритете другие цели и задачи, где права человека не представляют такого интереса.
— Как тогда быть тем, кто сейчас в ОНК с таким трудом, но все-таки попал? Получается они с ветряными мельницами сражаются?
— Сейчас, когда осужденных отправляют для участия в военных действиях, есть проблемы более масштабные, чем ОНК и общественный контроль. Это наша реальность. Я думаю, если кто и попал сейчас в ОНК, то это люди в основном либо случайные, либо аффилированные системе. Там сейчас такое сито, что даже за лайки в социальных сетях кандидат может стать неугодным.
Вместе со своими коллегами Владимиром Найдиным (ОНК Приморский край), Геннадием Постниковым (Томская область) и другими мы застали «золотые времена», когда действительность в местах заключения менялась на глазах. Нам очень повезло. Мы видели, что это нужно государству и обществу, наша работа была востребованной, это придавало сил и порождало желание работать, полностью отдавая себя делу. Я посчитал, что за 10 лет работы совершил почти 2000 посещений, если учесть и краткие визиты в ИВС, отделы полиции и т. д.
Если мы приезжали в какой-то район, то старались посетить сразу все места принудительного содержания. При этом, посещение тюрьмы — это не экскурсия, важно понимать, где ты находишься, для чего ты это делаешь и какой должен быть результат. Сейчас, в большинстве своем, члены ОНК ездят в колонии, чтобы пообщаться с осужденными, что-то подарить, поучаствовать в различных мероприятиях и это тоже неплохо, но это не функция ОНК.
— Сейчас, когда осужденных отправляют для участия в военных действиях, есть проблемы более масштабные, чем ОНК и общественный контроль. Это наша реальность. Я думаю, если кто и попал сейчас в ОНК, то это люди в основном либо случайные, либо аффилированные системе. Там сейчас такое сито, что даже за лайки в социальных сетях кандидат может стать неугодным.
Вместе со своими коллегами Владимиром Найдиным (ОНК Приморский край), Геннадием Постниковым (Томская область) и другими мы застали «золотые времена», когда действительность в местах заключения менялась на глазах. Нам очень повезло. Мы видели, что это нужно государству и обществу, наша работа была востребованной, это придавало сил и порождало желание работать, полностью отдавая себя делу. Я посчитал, что за 10 лет работы совершил почти 2000 посещений, если учесть и краткие визиты в ИВС, отделы полиции и т. д.
Если мы приезжали в какой-то район, то старались посетить сразу все места принудительного содержания. При этом, посещение тюрьмы — это не экскурсия, важно понимать, где ты находишься, для чего ты это делаешь и какой должен быть результат. Сейчас, в большинстве своем, члены ОНК ездят в колонии, чтобы пообщаться с осужденными, что-то подарить, поучаствовать в различных мероприятиях и это тоже неплохо, но это не функция ОНК.
— Расскажите подробнее, в чем именно проявилось это «золотое время» работы ОНК?
— Я не побоюсь сказать, что деятельность Ростовского ОНК была одной из самых эффективных в стране. Очень важный момент, на мой взгляд, что тогда была возможность заранее отбирать и готовить новых членов ОНК. Удавалось даже два раза получать на эти цели президентские гранты. Ведь простые граждане, приходящие в Комиссии, чаще всего имеют самое общее представление о работе ОНК. У них нет ни специальных знаний, ни понимания, куда они идут и чем будут заниматься. У нас был чётко выстроен процесс обучения и погружения в работу, у нас была возможность брать с собой в места заключения кандидатов, чтобы они могли ещё до избрания в комиссию увидеть, как там всё устроено.
Кроме того, мы смогли организовать регулярную работу с посещениями колоний и приемом граждан в общественной приемной в Ростове и Волгодонске на постоянной основе. Люди знали, куда можно обратиться, у нас был свой сайт, работала горячая линия и все было доступно и открыто. Была реальная работа: после жалобы — посещение, потом заключение, которое направлялось в ведомство, а если было необходимо и в прокуратуру, и в СМИ.
На федеральном и региональном уровне было и взаимодействие с руководством ФСИН, МВД, Прокуратурой. Мы регулярно участвовали в рабочих встречах, совещаниях, семинарах, к нашему мнению прислушивались, нас начали уважать.
Хотя были и те, кто этим попрекал. Между тем, я уверен, члены Комиссии сами по себе ничего изменить не могут. Все выявленные нарушения исправляют сотрудники и их руководство, поэтому наша задача была достучаться до них. И когда сотрудники поняли, что мы их помощники в одном общем деле по защите закона и прав человека, — ситуация начала меняться.
Главное преимущество общественной работы — возможность со стороны взглянуть на имеющиеся проблемы. Когда в колонию с визитом приходит человек, не включенный в систему, который никому не подчиняется, ему легче указать на какие-то недостатки. Но член ОНК — не волшебник, его полномочия ограничены, поэтому только благодаря грамотному взаимодействию с правоохранительными органами, публичности и слаженной работе всех членов ОНК мы добивались результатов.
В то время ОНК работала так, как должна была работать: без самопиара, без участия в каких-то торжествах, как это зачастую происходит сейчас.
— Я не побоюсь сказать, что деятельность Ростовского ОНК была одной из самых эффективных в стране. Очень важный момент, на мой взгляд, что тогда была возможность заранее отбирать и готовить новых членов ОНК. Удавалось даже два раза получать на эти цели президентские гранты. Ведь простые граждане, приходящие в Комиссии, чаще всего имеют самое общее представление о работе ОНК. У них нет ни специальных знаний, ни понимания, куда они идут и чем будут заниматься. У нас был чётко выстроен процесс обучения и погружения в работу, у нас была возможность брать с собой в места заключения кандидатов, чтобы они могли ещё до избрания в комиссию увидеть, как там всё устроено.
Кроме того, мы смогли организовать регулярную работу с посещениями колоний и приемом граждан в общественной приемной в Ростове и Волгодонске на постоянной основе. Люди знали, куда можно обратиться, у нас был свой сайт, работала горячая линия и все было доступно и открыто. Была реальная работа: после жалобы — посещение, потом заключение, которое направлялось в ведомство, а если было необходимо и в прокуратуру, и в СМИ.
На федеральном и региональном уровне было и взаимодействие с руководством ФСИН, МВД, Прокуратурой. Мы регулярно участвовали в рабочих встречах, совещаниях, семинарах, к нашему мнению прислушивались, нас начали уважать.
Хотя были и те, кто этим попрекал. Между тем, я уверен, члены Комиссии сами по себе ничего изменить не могут. Все выявленные нарушения исправляют сотрудники и их руководство, поэтому наша задача была достучаться до них. И когда сотрудники поняли, что мы их помощники в одном общем деле по защите закона и прав человека, — ситуация начала меняться.
Главное преимущество общественной работы — возможность со стороны взглянуть на имеющиеся проблемы. Когда в колонию с визитом приходит человек, не включенный в систему, который никому не подчиняется, ему легче указать на какие-то недостатки. Но член ОНК — не волшебник, его полномочия ограничены, поэтому только благодаря грамотному взаимодействию с правоохранительными органами, публичности и слаженной работе всех членов ОНК мы добивались результатов.
В то время ОНК работала так, как должна была работать: без самопиара, без участия в каких-то торжествах, как это зачастую происходит сейчас.
— Необходим ли для члена ОНК, по вашему мнению, опыт правозащитной деятельности?
— Совершенно нет. В 76-ФЗ «Об общественном контроле» не прописано, что члены ОНК должны быть правозащитниками. Я сам, например, и многие из моих коллег пришли в ОНК из бизнеса.
Члены ОНК — представители гражданского общества в сфере общественного контроля. Основная их задача — следить за соблюдением законности и прав человека. Самый главный орган в этом отношении — прокуратура, так вот ОНК — это такая «общественная прокуратура», только без каких-то корпоративных связей и вертикальной подчиненности. В ОНК все равны и цель одна для каждого.
— Совершенно нет. В 76-ФЗ «Об общественном контроле» не прописано, что члены ОНК должны быть правозащитниками. Я сам, например, и многие из моих коллег пришли в ОНК из бизнеса.
Члены ОНК — представители гражданского общества в сфере общественного контроля. Основная их задача — следить за соблюдением законности и прав человека. Самый главный орган в этом отношении — прокуратура, так вот ОНК — это такая «общественная прокуратура», только без каких-то корпоративных связей и вертикальной подчиненности. В ОНК все равны и цель одна для каждого.
— Вы много говорили о важности подготовки людей для работы в ОНК. Что при этом следует учитывать?
— Человек, который подает документы в ОНК делает это добровольно и должен понимать, что это не развлечение, а реальная работа, которая требует затрат и личного времени. Поэтому у нас все члены Комиссии регулярно посещали места заключения. Все они были подготовлены и имели базовые знания о кодексе этики члена ОНК, общественном контроле и правах человека. Это очень важно.
— Человек, который подает документы в ОНК делает это добровольно и должен понимать, что это не развлечение, а реальная работа, которая требует затрат и личного времени. Поэтому у нас все члены Комиссии регулярно посещали места заключения. Все они были подготовлены и имели базовые знания о кодексе этики члена ОНК, общественном контроле и правах человека. Это очень важно.
Старались подбирать людей спокойных, уравновешенных, ведь задача члена ОНК — не кричать о несправедливости, стоя на площади, бить себя в грудь и мешать сотрудникам работать какими-то показными действиями и замечаниями, а спокойно и корректно выполнять свои полномочия, руководствуясь принципом «не навреди!».
Кроме того, важно учесть множество моментов, вплоть до того, есть ли у человека личный автомобиль, достаточно ли у него свободного времени, насколько далеко от учреждений он живёт и т. д. В Ростовской области, например, есть несколько городов с местами лишения свободы: Ростов, Таганрог, Новочеркасск, Азов, Волгодонск, Шахты.
Мы старались подбирать людей, которые живут недалеко от этих муниципальных образований, чтобы они без особых затрат могли туда добраться. Я как председатель на машине за год наезжал до 50 000 км. только по ЮФО.
И самое главное, важно понимать мотивацию: почему этот человек пришел в ОНК? Что именно он хочет получить от этой работы?
Мы старались подбирать людей, которые живут недалеко от этих муниципальных образований, чтобы они без особых затрат могли туда добраться. Я как председатель на машине за год наезжал до 50 000 км. только по ЮФО.
И самое главное, важно понимать мотивацию: почему этот человек пришел в ОНК? Что именно он хочет получить от этой работы?
— И кто же чаще всего становится членом ОНК?
— Исходя из моего опыта, могу сказать, что чаще всего это те, кто сам отбывал наказание в местах лишения свободы или с этим «катком» столкнулись его родственники.
Это может быть просто человек с обостренным чувством справедливости, или пенсионер, который с высоты своего жизненного опыта и наличия свободного времени хочет что-то изменить, или активный молодой человек со свойственным ему юношеским максимализмом, силами, энергией и желанием приносить пользу.
В большинстве своем это такие пассионарные личности с харизмой и непреодолимым стремлением к деятельности. Сейчас таких, к сожалению, мало уже осталось, или мне так кажется, и я был бы рад ошибиться.
— Исходя из моего опыта, могу сказать, что чаще всего это те, кто сам отбывал наказание в местах лишения свободы или с этим «катком» столкнулись его родственники.
Это может быть просто человек с обостренным чувством справедливости, или пенсионер, который с высоты своего жизненного опыта и наличия свободного времени хочет что-то изменить, или активный молодой человек со свойственным ему юношеским максимализмом, силами, энергией и желанием приносить пользу.
В большинстве своем это такие пассионарные личности с харизмой и непреодолимым стремлением к деятельности. Сейчас таких, к сожалению, мало уже осталось, или мне так кажется, и я был бы рад ошибиться.
— Встречались ли вам за три созыва в ОНК те, кто дискредитировал этот статус?
— К сожалению, да. Таких людей видно: они любят размахивать своим мандатом, были даже те, кто пытался «строить» сотрудников. Однажды, нам пришлось исключить одного такого челна ОНК за грубейшие нарушения, в том числе оскорбления и фальсификации. Человек был в достаточно солидном возрасте, но очень активный, и получалось так, что эта энергия шла не во благо работе комиссии.
Были люди, которые с помощью ОНК хотели просто заработать: обещали осужденным или их родственниками то, что потом не могли исполнить. Такие в нашем ОНК тоже долго не задерживались. Причиной исключения могли послужить нарушения Кодекса этики члена ОНК, при условии, что они были грубые и неоднократные. И если ни разговоры, ни предупреждения не приносили результатов, мы проводили собрания и направляли свое представление в Общественную палату, которая уже принимала решение об исключении.
Были и те, кто просто не хотел работать. Статисты в ОНК тоже не нужны. На моей памяти три человека мы исключили, а остальным рекомендовали написать заявление. С их стороны было честно признать, что они не могут, по различным причинам, исполнять свои обязанности, и сдать свой мандат. На их место мы старались подобрать новых кандидатов, которые приносили реальную пользу.
— К сожалению, да. Таких людей видно: они любят размахивать своим мандатом, были даже те, кто пытался «строить» сотрудников. Однажды, нам пришлось исключить одного такого челна ОНК за грубейшие нарушения, в том числе оскорбления и фальсификации. Человек был в достаточно солидном возрасте, но очень активный, и получалось так, что эта энергия шла не во благо работе комиссии.
Были люди, которые с помощью ОНК хотели просто заработать: обещали осужденным или их родственниками то, что потом не могли исполнить. Такие в нашем ОНК тоже долго не задерживались. Причиной исключения могли послужить нарушения Кодекса этики члена ОНК, при условии, что они были грубые и неоднократные. И если ни разговоры, ни предупреждения не приносили результатов, мы проводили собрания и направляли свое представление в Общественную палату, которая уже принимала решение об исключении.
Были и те, кто просто не хотел работать. Статисты в ОНК тоже не нужны. На моей памяти три человека мы исключили, а остальным рекомендовали написать заявление. С их стороны было честно признать, что они не могут, по различным причинам, исполнять свои обязанности, и сдать свой мандат. На их место мы старались подобрать новых кандидатов, которые приносили реальную пользу.
— Какие аргументы вы используете в спорах с теми, кто считает, что помогать заключенным — неблагодарное дело, а тюрьма на то она и тюрьма — там должно быть плохо?
— Тут можно, конечно, витиевато начать говорить о социальной справедливости, о том, что эти люди уже искупили свою вину лишением свободы, но если говорить простыми словами, важно понимать, что все эти люди после освобождения будут жить рядом с нами. И тут есть два варианта: либо они превратятся в ещё более худших преступников и маньяков, чем были, либо вернутся в общество нормальными людьми, и мы будем жить в безопасности.
— Тут можно, конечно, витиевато начать говорить о социальной справедливости, о том, что эти люди уже искупили свою вину лишением свободы, но если говорить простыми словами, важно понимать, что все эти люди после освобождения будут жить рядом с нами. И тут есть два варианта: либо они превратятся в ещё более худших преступников и маньяков, чем были, либо вернутся в общество нормальными людьми, и мы будем жить в безопасности.
Между тем, основная функция системы исполнения наказаний — это исправление и изоляция от общества. С изоляцией мы справляемся неплохо, а с исправлением практически нет. Поэтому при ответе на этот вопрос стоит думать не о них, а в первую очередь о себе. Уровень рецидива в нашей стране доходит до 70%, в то время как в других странах он может составлять 15−20%.
— Что было для вас самым сложным в работе члена ОНК?
— Поначалу сложно было вернуться туда, где ты сам отбывал наказание. Сложно было выстроить нормальный конструктивный диалог с руководством и сотрудниками правоохранительных органов.
Сложно было подобрать и обучать новых членов ОНК. Сложно было организовать работу от начала и до конца. Сложно было найти средства на работу, которая никак не оплачивается. Сложно было все это оставить по окончанию срока полномочий. А сейчас сложно смотреть, во что в некоторых регионах превращаются комиссии.
— Поначалу сложно было вернуться туда, где ты сам отбывал наказание. Сложно было выстроить нормальный конструктивный диалог с руководством и сотрудниками правоохранительных органов.
Сложно было подобрать и обучать новых членов ОНК. Сложно было организовать работу от начала и до конца. Сложно было найти средства на работу, которая никак не оплачивается. Сложно было все это оставить по окончанию срока полномочий. А сейчас сложно смотреть, во что в некоторых регионах превращаются комиссии.
— Если бы вам снова предложили войти в ОНК, вернулись бы?
— Сейчас другое время. Я не могу себе даже представить, как бы я смог работать в ОНК в современных условиях, да и устал, видимо. Но жизнь всегда учила меня не отчаиваться, поэтому будем верить в лучшее и жить дальше.
Интервью: Наталья Ускова
— Сейчас другое время. Я не могу себе даже представить, как бы я смог работать в ОНК в современных условиях, да и устал, видимо. Но жизнь всегда учила меня не отчаиваться, поэтому будем верить в лучшее и жить дальше.
Интервью: Наталья Ускова
Заинтересовались общественным контролем в местах принудительного содержания и деятельностью ОНК?
Узнать больше →
Узнать больше →
«ОНК в лицах»
Читать другие истории проекта:
Идея проекта: Ирина Протасова
Над проектом работали: Наталья Ускова (интервью, тексты) и Алексей Сергеев (интервью, тексты, вёрстка, дизайн)Связаться с нами:
E-mail: onk.faces@hotmail.com
